лирика

[hag]

Ты просто возьми и перепутай дату, я выкину календарь,
Высветлю волосы в темно-каштановый, брошу носить часы.
Ты будешь мальчиком, я буду девочкой, каждый – ужасный враль.
Меланжевой нитью прошитые судьбы, пост-июльские сны.

Я снова буду в темно-зеленом и с бисером на руках,
С целым созвездием планетообразностей, плавающих в зрачке.
Это так просто – поверить в иллюзии, недоразбитые в прах,
Ну и поверь же в них, слышишь, мой мальчик, и без вопроса «зачем?».

Будут смурные шоферы в троллейбусах, тонкий парок от губ,
Шепчущих глупости в пустое пространство забеленного окна,
И бесконечность, которая вечность, тронь – она здесь, вокруг:
Ткет для иллюзий основу из хлопка, сказок и летнего сна.

Ты просто соври нам, верить так хочется в этот смешной happy end,
Где белые голуби машут над куполом белым платочком-крылом,
Где каждому – поровну, каждому – пО сердцу и, в общем-то, хватит на всех
Сказки на маленьком маковом зернышке больше размером, чем дом.

Ты просто спутай две цифры последние, там, где мы пишем года…
Ну и пускай, что давно не семнадцать, но дай мне надежды еще
Грамм сто четырнадцать, чтоб стать такою, желательно навсегда:
Светлою девочкой с челкой и ангелом прямо за правым плечом.

***
Стынут руки, мы старше ли стали, милый ангел бескрылый в перчатках?
Греться пеплом одной на двоих столь ненужной душе сигареты –
Как последний оплот у тепла. Поспешили, везде опечатки,
Милый стриженный ангел в пальто и перчатках, зачем так нелепо

Всё сложилось? Как аверс и реверс, попытка смеяться над прошлым,
Видеть новые ветки в сложнейших узорах гадалки-судьбы,
Я прошла поворот, лихорадочно газ нажимая, уже невозможно
Разглядеть, что же там за плечом: то дожди, то туманы, то дым

Недокуренной той сигареты мешают, и мучает кашель надсадный,
И по радио-ретро поют о любви без размена на секс и попсу,
Всё сложилось как есть. Пусть нелепо, бесцельно, пространно
В этом правильном мире рассудка, где каждая ветка – есть сук

Что не рубят, покуда сидят, и потом лишь кромсают в кусочки…
Одолжи мне тепла, ангел мой, руки сводит – не перекреститься,
Душу сводит – уже не заплакать, во фразах расставлены точки
Каждой буковке “i” , и зачеркнуты строчки на этих страницах,

Уходя в пустоту, где не купишь билета на поезд обратно,
Где «прости» лишь банальное слово, без смысла и капли тепла.
Я люблю тебя, ангел… - летит в пустоту безнадежная клятва
В том, что я – еще здесь, в том, что нынче еще я жива.

Расстоянья, года, расставанья – понятья до боли похожи,
Отдаются не в сердце – в душе, будто звон колокольный в ночи.
Я тебя не предам, как могла, когда злее была и моложе
И казалось, что всё это мифы и дурость, и боль, кою лечат врачи

Валерьянкой и климатом теплым в лечебницах Южного Крыма…
А у нас – уж конец октября. Руки мерзнут – банальный рефрен.
Оставайся моим, тем, кем был, тем, о ком я ночами молила
Это небо. Останься моим, если можешь, прошу – насовсем.

[Лена Лещинская]

Очень понравилось! Берёт за душу.

[Руст Якупов]

Прочитал. Нравится.
Отмечу возникшую ассоциацию с И.Б. не по размеру и ритмическому рисунку, а скорее по настроению. Женский вариант лиричен, но не менее беспощаден к себе. Иногда проскальзывают шероховатые (ассонансные) рифмы, но не портят совсем.

[Гость]

[Гость]

[hag]

прошу прощения, это была я.

[graf]

Прошу прощения, а можно представиться? В женской лирике такие стихи не так часто встретишь.

[Эля]

А вчера говорила, не пишется Ты умничка! Остальное в личке

[Эля]

[Гость]

[hag]

еще немного.


А Пенелопа всё так же ждет: над морем дымка и альбатрос,
Что стоит плакать, когда темно и море, значит, не видно слез,
Что стоит плакать – не подойдут, ребром ладони стереть следы
Со щек дорожек от глаз – к губам, соленой – море – твоей воды.

Я жду, мой мальчик, я вечно жду, в краях, где ветер кидает взвесь
Песка с водою на узкий пляж, где гальки с морем извечный фронт,
Ты мог быть рядом, к примеру – мой, рукой дотронься и чуешь – здесь,
И дарят тягу в простой волшбе надежда-вера, что каждый – «тот».

Я верю, мальчик, в твою звезду и в планетарность чужих светил,
В твои скитанья, в мой долгий пост с огнем горящем на маяке,
За то, что было – пусть лишь на треть, за то каждый когда-то был
Другому – небом и той звездой, что огонечком дрожит в руке.

За то, что, ангел, не повернуть, и нет желанья идти назад,
Где прочих – толпы, где их следы видно повсюду, но не смотри.
За то, что я до сих пор люблю смотреть протяжно в твои глаза,
Где будто море шумит порой и зажигает маяк огни.

Я – Пенелопа, я также жду. Возможно, глупо, но всё равно,
Не важно, где ты, не важно с кем, на свете много путей и рек,
И океанов, и тех морей… но звезды светят в моё окно,
И ожидание – восьмое чудо, как главное чудо из всех чудес.

**
Про условностей ряд, про избыточность чувств и эмоций,
Про «нельзя», «обожди» и «подуй, наконец, горячо!»,
Я могла бы трактаты писать, понимаешь, июльское солнце,
Я всё знаю не хуже тебя, но так хочется плакать в плечо

И молчать. Про какие-то бредни, осколки иллюзий,
Про багаж на душе, про «прости», «не прости», про «забудь»,
Мишуру из риторики, мы – невозможные люди,
С этим жить – так легко, но и так же легко потонуть.

Не гасить за собой электричество, плакать – до дрожи,
Уходить, возвращаясь, и рвать проездной на клочки.
Ощущать равновесие (и одиночество) – кожей,
И писать себе в стол, умоляя: мой ангел, прочти.

И еще, и о чем-то подобном, забыв умноженья таблицу,
И закон диалектики, прочие факты под грифом «важны»,
А от этого где-то теплеет, примерно в районе ключицы,
Квинтэссенция чувств, лентой красной зашитая в жизнь.

И кому-то, под кодовым словом, под шифром «секретно»,
Про тепло через руки и где-то на уровне глаз.
Я б еще рассказала, моё стоминутное лето,
И, даст Бог, расскажу, тысяч сто кратковременных «раз».

**
Где-то тут уезжали, здесь девочка города N
Целовала кого-то. Асфальт уже трижды сменился
И не помнит шаги, силуэты, движенья и лица.
Все мешается в миксере - вечный закон перемен.

Где-то тут возвращались к кому-то из города Икс,
Обнимали за плечи. В оконном стекле отражались
Силуэты, но стерты дождями. Остались скрижали,
Но и те побелели. Чертовски запутанный микс.

Где-то тут я сидела, дрожала и тремор в руках,
Ветер в мокрых глазах, надо мной, под тобой, между нами.
Где-то здесь мы расстались со сказкой и сделались снами.
Для того, чтобы сказкой остаться хотя б в этих снах.

[hag]