АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ КАК РАЗДЕЛ МАТЕМАТИКИ

[Андрей НОВИКОВ]

Статья с сайта бардс.ру

АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ КАК РАЗДЕЛ МАТЕМАТИКИ
Идеи Александра Мирзаяна плохо подходят для того, чтобы выдавать их частями, сериями, с «продолжением в следующем номере». Рифмованный текст он рассматривает, как математическую матрицу, в которой зашифрован «принцип организации мира», а латинское слово «universum» («вселенная») переводит как «единый (цельный) стих». Его зовут в Германию, Америку и в правительство Москвы, разрабатывают под его теории целые программы; умные журналы стоят в очереди за его статьями, а телевизионщики требуют сценариев для образовательных фильмов.
Физик, музыкант, философ, КМС по водному туризму, некогда второй призер Москвы по дзюдо и протчая оказался одной из главных фигур Гомельского фестиваля авторской песни, прошедшего 15-17 апреля. Разумеется, песнями и сидением в жюри дело не ограничилось – мастер-классы и лекции Мирзаяна вошли в число наиболее ярких моментов фестиваля. «С русским человеком ведь как – если идея не вселенская, то просьба не беспокоить. Ради всякой ерунды он с печи не полезет», – говорит Мирзаян и формулирует «Всемирную национальную идею», которая, ясное дело, основывается на поэтической песне. Всевозможные ультраправые и ультралевые тут же выдвигают обвинения в русском (еврейском и всяком прочем) шовинизме, на что армянин Мирзаян поправляет очки и неизменно провозглашает: «Шовинисты всех стран, соединяйтесь!»
В нашем интервью мы затронем лишь малую часть спорных, но чрезвычайно симпатичных и любопытных взглядов этого человека, с которым можно общаться часами. Собственно, общение – как раз часть его «вселенской идеи».

– Как вам город, фестиваль?
– Я был потрясен, когда мне рассказали, что Гомель некогда перестроен Румянцевым по парижскому образцу. Очень красивый город, город, в котором хочется жить. Это соотношение улиц, высоты домов… Я очень люблю подобные города. Одно из таких мест – Краматорск, он чем-то похож, такая же классическая застройка. В таком жизненном пространстве я всегда чувствую себя как дома.
Что касается фестиваля, то я, признаться, не ожидал, что будут столь сильные участники. Мы в жюри с большим трудом выбирали лауреатов – не потому, что не из кого, наоборот. Спорили жесточайшим образом, в результате все равно осталось за бортом несколько человек, которых очень хотелось бы отметить… Есть потрясающие персонажи, о которых мы просто не подозревали, они могут стать событием для всего «русскоязычного пространства». Я не очень комплиментарный человек, но вынужден признать, что Гомель сумел провести фестиваль самого высокого уровня, какой вообще бывает. «Питерский аккорд» может завидовать.
– Вообще-то, были сомнения, надо ли проводить еще один фестиваль авторской песни, потому что, дескать, сколько ж можно, и так не счесть…
– Надо. Это же не только, собственно, фестиваль. Это встречи, приобщение к языку. Для общества очень важная вещь – фактор общения. Общество ведь развивается на диалоге и на понимании. Для меня, простите за прагматические слова, полезность данного продукта, в том, что так называемая авторская песня – это как раз форма диалога, из которого растет общество. А та музыкальная поп-культура, которая сегодня присутствует в телевизоре – это же не песня диалога, не песня, в которой есть поэтический язык. Из публики нация никогда не вырастет. А авторская песня и родилась по принципу одной компании, когда преобладает интонация обращения к своему, желание поделиться. И не просто поделиться, а так, чтобы поняли.
– Тут проблема возникает… Некоторые авторы, может, и хотят поделиться, но их, как бы помягче… Не совсем интересно слушать.
– Это другой вопрос. Мера таланта, разумеется, играет роль. Но такое «домашнее» музицирование тоже стоит культивировать – даже если затруднительно отыскать тут некий художественный элемент, это все равно мощный фактор общения, интереса друг к другу.
– Вчера на вашем мастер-классе слушал выступления некоторых исполнителей. И так вдохновился, что даже специально записывать начал – про какую-то «тайную сладостную грусть», «цветущие сирени». Не многовато ли нынче в текстах, особенно старшего поколения, подобной «лирики»? Так и до попсы недалеко.
– Пожалуй, многовато. А чего вы ждали – это, все же, во многом самодеятельное явление, потому и количество штампов огромно. Когда так называемые большие поэты мне говорят, дескать, у вас там графоманство и все такое, я отвечаю – братцы, если вы сделаете фестиваль по такой же схеме, пригласите всех, кто пишет стихи, то, поверьте мне, та-акого наслушаетесь, не приведи бог...
– Но, тем не менее, никому из выступавших вы не сказали – может, не надо тебе песни писать, гадко получается…
– У авторской песни нет такой школы поэтических мастерских, как у жанра поэзии, начиная с Никитинских «Зеленых ламп», салонов Волконской и так далее. Поэты-то друг другу много чего говорят на своих семинарах… А здесь человек пишет песню как бы внутрь себя, чтобы поделиться с ближними – и пускай себе пишет. Он же не метит на место Окуджавы или Высоцкого.
– В том то и дело, что некоторые метят и ведут себя довольно агрессивно…
– Вот это уже действительно проблема. Для ее решения и существуют фестивали, которые указывают человеку на его место. Он, конечно, начинает чувствовать себя непонятым гением, и так далее… Разумеется, абсолютно объективных вещей не бывает, и фестиваль – это тоже в какой-то степени лотерея, у каждого члена жюри субъективный вкус. Но сито статистики все равно вытаскивает на поверхность что-то более-менее приличное. Ведь, если бы на сцену выходил каждый желающий, в зале через пять минут никого бы не оказалось.
– Одна из тем Гомельского фестиваля – 60-летие победы. При этом давненько не приходилось слышать новой патриотической песни – патриотической в хорошем смысле слова. Дошло до того, что этот термин у многих ассоциируется просто с Газмановым. В большинстве случаев, при попытке исполнить что-то такое, выходит глупость и пошлость. В чем проблема?
– Вы в чем-то правы… Но есть же Анчаров, Окуджава, которые сами войну прошли, есть Высоцкий и Галич из так называемого поколения «военных» детей. Хотя, я вас понимаю. Вот поет Джигурда песню Высоцкого – вроде, и ревет громче, и хрипит шибче, а все равно какая-то одна истерика выходит, которой у Высоцкого-то и не пахло. Видимо, дело в интонации. К сожалению, хорошие песни не популяризируют, а пробиться сквозь 15 каналов телевизора и 120 каналов радио крайне сложно.
– То есть, необходимо какое-то насилие, чтобы люди стали это слушать?
– Ну, нас же заставляют ходить в школу – хотим мы этого или нет. Определенные вещи нужно просто знать, чтобы они в твоем организме присутствовали. Мы понимаем, что ребенок должен владеть языком, и заставляем читать Пушкина – ведь заставляем же. А песня – это как раз способ впечатывания в мозг, импринтинга, как модно говорить, принудительный запуск в голове механизма образования языковых структур. Вообще, когда начинаешь копаться в этимологии слов, открываешь поразительные вещи, которые и произносить-то страшновато – в сумасшествии заподозрят... И ладно бы это я только что придумал, так ведь многие народы это давно знали! У греков изначально было только три музы, Айода, Мнема и Милетта – песня, память, обучение. Китайцы говорили: «Государство строят император и певец». Недавно узнал потрясающую вещь: государство Ватикан названо в честь Ватикануса – был у латинян такой бог-певец, ответственный за постановку речи… И сегодня то же самое говорят биологи.
– И тут я включаю приемник и слышу, что за «матрицы» нам «импринтируют»…
– Ну да, два притопа, три прихлопа…
– Вот вы все сводите к тому, что важнейшим из искусств для нас является авторская песня. Это, что, такая форма творческого шовинизма? Мне, к примеру, за рок-н-ролл обидно… Я, может, тоже хочу, чтобы его насильно популяризировали.
– Ну, в авторской песне тоже есть элементы рока. Многие мои вещи имеют роковое, джаз-роковое звучание. Но все же, авторская песня связывает все поэтические направления. Рок не приглашает к себе ни Цветаеву, ни Мандельштама, ни Пушкина. Да, есть какие-то штучные явления, но это нетипично. А для авторской песни очень характерно писать на всех поэтов, которые вокруг отыщутся.
– Правильно ли я понял из ваших лекций, что для вас «русскоязычный» и значит – «русский», независимо от кровей?
– Нет. Русского человека трудно определить. Среди всех наций, наверное, только русские называют себя прилагательным. Вообще-то филологи говорят, что, слово «русский» отвечает на вопрос «чей?», но меня интересует, скорее, «какой?». И на этот вопрос ответили Гоголь, Достоевский, Розанов, которые определили, что истинный русский вышел из русской литературы, он ею напитан. И, действительно, кровь тут ни причем. Ведь Гоголь, которого трудно заподозрить в каком-то дурацком шовинизме, говорим: «Мы русскость Пушкиным меряем». А Пушкин-то – ничего себе, лик русской нации, к скинхедам его лучше не отпускать…
– По-вашему выходит, что русских-то у нас немного…
– Вот именно.
– А остальных куда отнести?
– Ну… Русскоязычные они. Богомолов и Магаршак – это два очень известных математика, академики (которые, к сожалению, уже в Нью-Йорке работают) – в одной из статей сказали, что английский – это язык ньютоновской механики, русский – язык квантового пространства, вероятностный язык, подвижный.
– Не первый раз наблюдаю, как технари, математики, физики «лезут» со своим уставом в биологию, лингвистику, медицину и так далее. При этом медики, языковеды и прочие относятся к таким начинаниям с тщательно нескрываемым раздражением.
– Не всегда. Действительно, физики привыкли себя мыслить царями природы, присутствует у них такое высокомерие, да и у математиков отчасти. Как представители суперточных наук они сильно любят давать советы. К этому можно относиться по-разному. Являясь достаточно скромным физиком, сам я занимался проблемами ускорителей, поэтому теоретическая физика и математика – немножко не моя сфера. А то, что я сегодня делаю, по большому счету, относится к гуманитарным разработкам. И вот эти пресловутые «цари природы» сами мне потом объясняли, какие давно известные им принципы я сформулировал, сам того не подозревая. Сейчас проводится много семинаров для математиков, физиков, биологов, генетиков и часто эти собрания посещают гуманитарии на уровне лингвистов, философов.
– Осталось создать некую синтетическую науку, в которой присутствовало бы все перечисленное.
– Мир к этому идет. То, что я сегодня излагал на семинаре, это ведь тоже элемент коллективного знания. Я говорил обо всех этих науках, а оказалось, что речь об одном – о человеке.
– Какие доводы ваших противников вам наиболее симпатичны, наиболее убедительны?
– К сожалению, доводов-то нет. Они говорят: «Это все не так». Грозятся разгромить мою теорию в пух и прах. Да все как-то не соберутся…
Андрей НОВИКОВ, «СБ».

[Леша]

матем самый лутший предмет

[Гость]