о феномене интеллигенции. Часть 2

[posadnik]

о студентах, интеллигенции и авторской песне - 2
повествование несколько более рыхлое, чем часть 1.


После революции и гражданской войны интеллигенция была просто обязана появиться – слой специалистов с образованием довольно мощно увяз в делах противоборствующих сторон, и, как следствие, был гражданской войной сильно выбит.

Победившая сторона получила разоренную страну, в которой, по наследству от царского времени, далеко не в каждом (и не в каждом втором) крестьянском дворе был деревянный нужник, а проект всеобщего начального образования, формально предложенный еще до революции, фактически остался в наследство власти большевиков.

В стране перед революцией процент грамотных составлял 20, теперь он был несколько меньше.

НО: взяв власть, большевики проводят курс на разработку системы всеобщего образования. Получается у них сначала не очень – школьная сеть сокращается, из-за нехватки учителей; толком не разработаны единые требования к программе – хотя уже в 1918 году введено положение о единой трудовой школе, в 20-х и даже в начале 30-х годов не удается создать единых требований к содержанию обучения и учебной программе. Так что планируемое в имперские времена всеобщее начальное образование реально удалось обеспечить лишь с 1933-34 учебного года. Кое-что давала армия – в 1922 году в ней было 5 млн человек (годом позже после всех демобилизаций осталось полмиллиона) – и их учили грамоте, хотя бы для того. чтобы человек мог прочитать письменный приказ и сосчитать людей и патроны.

Это нижний этаж, а выше происходит вот что.

Нельзя отказать советской власти в главном – системном подходе к развитию обучения. Когда в стране не хватает ни образовательных мощностей, ни кадров для них – восстановление культурного слоя идет поэтапно и начинается с главного – с первых учителей, которые научат других учителей. Так при Александре I создавали первых русских преподавателей – отдали кафедры тем, кто в начале 1800-х прошел срочную стажировку в европейских университетах, и с них начали наращивать корпус национальной профессуры и преподавателей.

Итак, первым шагом было создание педкурсов и педучилищ. Двухлетний курс обучения давал первых учителей – которые были способны обучить хотя бы чему-то. После нескольких выпусков пришла очередь первых педтехникумов с полноценным средним педобразованием – и на этой базе начали наращивать общую систему среднего и высшего образования – теперь было кому учить тех, кто хотел учиться.

Стоит заметить, что у новой власти были и старые образовательные кадры, хотя и не много – но как и везде, их старались постепенно заменить на новые. Поскольку страна позиционировала себя как идеократическая, проще было вырастить новые кадры с заранее заданными установками, чем придумывать, как распропагандировать старых работников. Тем более, что именно в образовательной среде и должны были формироваться эти самые установки. Да и в области устройства образования старой России было нечем гордиться – в отличие, скажем. от той же Германии.

Что дальше?
А дальше – массовый рост промышленности, рост городов, и все это требовало новых образованных кадров. Роль послевоенного высшего образования играло образование среднее – техникум или средняя школа серьезно повышали статус прошедшего в них обучение. Однако, постепенно росло и число ВУЗов, настолько что в конце 30-х годов страна уже могла обеспечить наполнение промышленности своими собственными кадрами – оставив за скобками их качество в условиях отсутствия хоть какой традиции и преемственности.

В общем, за 30-е годы страна избавилась от необходимости идти с протянутой рукой к иностранным учителям – хотя, естественно, в областях тогдашнего хайтека заимствования продолжались.

Таким образом, в 30-е годы лишь начала складываться та прослойка, которая после превышения порогового уровня даст на выходе новую страту – интеллигенцию. Вновь появившуюся общественную группу, не имевшую корней ни в одной существующей общественной страте, и озабоченную тем, чтобы позиционировать себя в обществе и найти смысл своего существования. Но – опять же, «но» - в 1939-40 гг. мы можем с уверенностью сказать, что первая ласточка уже взмахнула крыльями.

Косвенно это подтверждается еще и вот чем: с 1940 года государство, к концу 30-х годов обновившее состав элиты (вместо профессиональных революционеров ленинской волны – имеющие профессиональную подготовку управленцы, пресловутые 30-летние сталинские наркомы) и взявшее курс на развитие госкапитализма, начало подтормаживать социальный лифт. Одновременно с рождением «сталинского ампира» вышло пресловутое постановление о введении платного обучения в старших классах. В социальном плане это постановление, между тем, суживало социальную базу студенчества, создавая определенный разрыв между школой и ВУЗом – те, кому по карману, найдут себе репетитора, а «кухаркины дети» махнут рукой и остановятся на образовании 7 классов. Или пойдут в ФЗО, пополнив трудовые резервы новыми молодыми техниками.

Если отвлечься от политической риторики, подобная мера имела самые прагматические причины – стране уже не было нужно столько студентов, промышленность, сельское хозяйство и наука были близки к насыщению – (напомню, дело шло к войне и долгосрочные проекты неизбежно приходилось откладывать) – и нужны были не новые инженеры и врачи, а новые техники, прошедшие ФЗО.

С точки же зрения нашего вопроса, эта мера еще чуть больше уплотнила среду, в которой зарождалась интеллигенция. Фактически, если бы не война, интеллигенция появилась бы уже в 1939-42 гг.; отчаянная гонка последних предвоенных лет неизбежно тормозила многие процессы, чтобы успеть подготовить ВПК и армию. Сложившаяся внутри того же ИФЛИ субкультура уже была готова срастись с такими же внутривузовскими субкультурами, вбросив в национальную культуру обретшую себя молодую интеллигенцию. Впрочем, последние слова – тавтология, и об этом часть третья.


(Лирическое отступление

Поскольку в 30-е годы в обществе продолжался подъем, связанный с созданием homo soveticus довоенного разлива, и социальный лифт исправно работал, поставляя во вновь же формирующуюся элиту все новые кадры из низов, энтузиазм тогдашних интеллектуалов – студентов и молодых людей культуры и науки – был достаточно велик.

Что опять же интересно – государство, еще не сделавшее в тот момент окончательного выбора между утопией построения коммунистического общества здесь и сейчас и реальностью создания госкапитализма в еще вчера феодальной стране – поддерживало их саморазвитие в областях, не пересекавшихся с их основной специальностью. По щедрости предоставленных возможностей, по богатству матчасти это было сравнимо с пресловутым сундуком из «Таинственного острова». И гораздо меньше, чем кажется, объяснялось целью подготовить разносторонне обученных рекрутов.

Да - с одной стороны, спорт, вплоть до аэроклубов и прочего Осовиахима имел ярко выраженную военно-прикладную специфику. С другой стороны – извините, пресловутые развивающие дух и тело древнегреческие Олимпиады, которые так неумно восстановил де Кубертэн (в качестве аттракциона на первых всемирных выставках), были всегреческим конкурсом военно-прикладных видов спорта, и самым престижным был забег гоплитов в полном вооружении. И были все эти игры – олимпийские, дельфийские и пр. – вершиной айсберга под названием «палестрика» - система образования, имеющая целью воспитания не только и не столько «разносторонне развитую личность», сколько внятного и физически состоятельного гражданина, способного в любой момент одеть доспех гоплита и встать в строй, обороняя от врага родной город. Как, например, это делал философ Сократ. А Аристотель, по отзывам современников, был неплох на брусьях.

И, к тому же, человечество заболело идеей sit mens sana in corpore sano совесм недавно – как и автомобилями, радио и небом. Поэтому НОВАЯ идея физкультуры и различных новых видов спорта была весьма привлекательна. Стоит отметить не только весьма состоятельный и престижный комплекс ГТО (по общеразвивающему смыслу стоящий с палестрикой совсем рядом), но и более экзотические виды спорта (пересчитайте, сколько видов упомянуто в романе Кассиля «Вратарь Республики» только в одной главе о матче с «Черными буйволами»), и «военно-прикладные виды» - стрельба, вождение автомобиля, парашютный и авиаспорт. А также пресловутый «пролетарский альпинизм», без которого не было бы послевоенного альпинизма и горного туризма. И почти к любому виду спорта полагался свой значок, служивший отчетливым статус-символом.

И это не считая развивающейся на глазах сети учреждений досуга по месту жительства – изб-читален, полноценных библиотек, стадионов, домов культуры (привет двенадцати стульям), клубов и т.п.

А также кино, транслирующее в первую очередь коллективистские ценности.

И, кстати об идеологии – даже когда был сделан выбор в пользу госкапитализма, и социальный лифт стал подтормаживать, а интеллигенция испытала все прелести перехода от социальной поддержки к социальному сдерживанию – концепт «Человек человеку – друг, товарищ и брат», как и любая светлая цель, именно своей недостижимостью провоцировал альтруизм, стратегически очень практичное свойство.

Всем этим создавалась та цепь, в которой интеллигенция должна была стать сигналом – рождая новые смыслы и осмысливая свой мир заново.)