Прогулка по Уфе.

Я морду состряпал свою кирпичем, Иду по Уфе и глазею кругом. И песню в уме сочиняю о ней, И вот выхожу на Бродвей. Бродвей не в Париже, но все же Уфа - Столица, а значит и жизнь здесь лафа. Но, как пионер, тут всегда будь готов, Здесь много крутых чуваков. А девочки, как из кошмарного сна, И курят, и пьют очень много вина. Какие красотки! Любая не прочь С тобой провести эту ночь. Вот пьяный клиент, изо рта перегар. Со знанием дела он ищет товар. И только МинЗдрав СССР говорит: "Учтите, свирепствует СПИД!" На улице Ленина не по себе: Глазеет стоглазый урод - КГБ. И знает последний в Уфе хулиган: Отсюда видать Магадан. Тут чутко спецдяди следят, чтоб умы Направлены были на благо страны. И каждый, поняв все, направил свой ум. И только вот я тугодум. А вот упираюсь в огромнейший дом. Из мрамора глыба. Так это ж ОбКом! Здесь властные люди, сомнения нет. У каждого свой партбилет. Тут строят чинуши себе коммунизм. И бьют бюрократы здесь бюрократизм. А я мирный тип, никого я не бью, Гуляю и песни пою. 06.89г.

Телеспрут.

Я по телеку глядел фильм про терроризм. Как красиво там гниет их капитализм. Мы не прочь бы так погнить, как они гниют. Нас не сможет запугать страшный телеспрут. Там Корадо - комиссар - очень боевой, Но у нас не выжил б он серии одной. Потому, такие здесь долго не живут. Ведь в Италии у них спрутик, а не спрут. Теразини в ССР если б прикатил, Обязательно б у нас в партию вступил. Стал бы член политбюро и, наверняка, С Лигачевым за одно действовал в ЦК. И Вас в этом убедить я всегда готов. Вот скажите, где сейчас Гдлян и Иванов? Нет уж лучше помолчу, данные тая. А не то Вам не узнать, где же буду я. Я молчу, я жить хочу и смотреть кино. Я твержу, что нет у нас мафии давно. А какой ужасный там, страшный терроризм. Наша ж мафия в стране строит коммунизм. 89г.

Про Васю.

На утро Вася просыпалс Всегда с тяжелой головой. Ничем не интересовался. В душе тоска, в мозгах застой. Скрипит под ним пружиной койка, А он не знает ничего. В стране бушует перестройка, Но не касается его. Орало радио соседа. Воскликнул Вася:"Боже мой!" Услышав то, что в это лето В стране закончился застой. И перестройка наступала, Век обещая золотой. У Васи ж денег не хватало, Чтобы продолжить свой запой. И вдохновленный от призыва, Покинул он свою кровать. Он осознал, необходимо Бюрократизм уничтожать. И смыв похмелье в унитазе, Как пролетарий, лез вперед. Он в морду б дал любой заразе За Горбачевский хозрасчет. И растревоженный до злости Василий вышел на балкон. Позвал соседа к себе в гости. Сосед принес одеколон. Как тост поднял за перестройку, Взгляд у Василия потух. Упал Василий вновь на койку, Пропал его гражданский дух. 89г.

Валялся труп социализма.

Валялся труп социализма. И матом крыв на всю Рассею, Орал поборник коммунизма: "Я - пролетарий, я сумею!" И пьяным рылом хлюпнув в лужу, В грязи под нос себе бормочет: "В Сибирь буржуя запечужу За то, что жить, как я, не хочет." Пивной ларек стоял, как голый, Заслухав речь пролетарьята. Но рядом с песнею веселой Шли к коммунизму октябрята. Там коммунизм до дыр затертый Трепался бледным покрывалом, Где вождь народов с красной мордой С трибуны высился над залом. Пусть коммунизм, что нам лишь снится, Вожди воздвигнут в нашем стаде. Страна - большая психбольница, Где доктора с шизой во взгляде. А я в смирительной рубахе Грызу вонючий кляп зубами. Я - стихоплет, рожденный в страхе, Трясу в бессилье кулаками. 26.04.90г.

Политический.

Я политически мужик подкованный И не какой-нибудь закомплексованный. Я обо всем свое имею мнение, Я знаю Маркса и его учение. Жена моя, как класс эксплуататоров, Она опасней сотни аллигаторов. Не соблюдает, стерва, конституцию, Но я устрою скоро революцию. Ох, я устрою штурм, всю ночь промается, Но, жаль, орудие не подымается. Да, сколько гнет терпеть мне деспотический, Командный, сталинский, бюрократический? Так как жена моя совсем не чтит закон, Я заложу в ЦК, я напишу в ООН. И даже Ельцин пусть письмо мое прочтет. Он, как-никак, мужик, и он меня поймет. Ведь я всегда готов бить бюрократию. За плюрализму я, за демократию! И я хочу иметь не дырку в бублике, А вы подайте мне права республики. И голосую я за отделение, А так же за самоопределение. Кто супротив попрет, еще покается. Ох, жаль, орудие не подымается. А как страдал я нет печальней повести. Я ж все орал: "Где тут свобода совести!" В эпоху гласности долой молчание. Даешь диктатора переизбрание! Который год живу с такой плутовкою. Грозил ей митингом и забастовкою. Жена давай лупить меня половником. Пришел сосед, что был ее любовником. Видать не зря, подлец, в ОМОНе он служил. Мне страшно вспомнить, как тогда меня он бил. Раз пострадал за строй демократический Я - не алкаш теперь, я - политический. Когда просплюсь, устрою революцию И поменяю, к черту, конституцию. Ведь злобой классовой все заряжается. Да, жаль орудие не подымается. 11.08.90г.

Похороны.

Вы слышите грохот, рыданья и вздохи: Удар в крышку гроба по прошлой эпохе. Я взял толстый гвоздь и загнал в древесину, Чтоб вновь в этот мир не пустить мертвечину. А мертвый карябался, рвался к свободе. А мертвый был жив и силен еще вроде. Он выпить хотел и нажраться от пуза. Во всю свою глодку орал гимн Союза. Вчера по нему я величие мерил. Сегодня убил я того, кому верил. Видать, предначертано было судьбою Ему быть убитым своим же слугою. Он был так циничен в слепой круговерти. Он был безобразен в объятиях смерти, Наемный убийца, стоящий у власти, Внебрачный потомок идейных династий. Идея в гробу. Отнесем ту Идею К Кремлевской стене, прямиком к Мавзолею. Схороним Идею безумного века. А призрак ее в кабинете генсека. Тот призрак невидим, он прячется в норах И воет со злобы в больших корридорах. Кремлевские звезды в глазницах пустых. Он думает, что он живее живых. Мертвец же в гробу, как безумный хохочет. Гляди, хоть и мертвый - в могилу не хочет. Всю тяжесть эпохи я вниз опускаю, Плитою цементной тот гроб прижимаю. Не мрамор, не золото я не жалею, Чтоб насмерть в земле придавило Идею. Пусть каждый получит, чего он достоин. Ну все - схоронили! Теперь я спокоен. 26.11.93 г.