Прогулка по Уфе.
Я морду состряпал свою кирпичем,
Иду по Уфе и глазею кругом.
И песню в уме сочиняю о ней,
И вот выхожу на Бродвей.
Бродвей не в Париже, но все же Уфа -
Столица, а значит и жизнь здесь лафа.
Но, как пионер, тут всегда будь готов,
Здесь много крутых чуваков.
А девочки, как из кошмарного сна,
И курят, и пьют очень много вина.
Какие красотки! Любая не прочь
С тобой провести эту ночь.
Вот пьяный клиент, изо рта перегар.
Со знанием дела он ищет товар.
И только МинЗдрав СССР говорит:
"Учтите, свирепствует СПИД!"
На улице Ленина не по себе:
Глазеет стоглазый урод - КГБ.
И знает последний в Уфе хулиган:
Отсюда видать Магадан.
Тут чутко спецдяди следят, чтоб умы
Направлены были на благо страны.
И каждый, поняв все, направил свой ум.
И только вот я тугодум.
А вот упираюсь в огромнейший дом.
Из мрамора глыба. Так это ж ОбКом!
Здесь властные люди, сомнения нет.
У каждого свой партбилет.
Тут строят чинуши себе коммунизм.
И бьют бюрократы здесь бюрократизм.
А я мирный тип, никого я не бью,
Гуляю и песни пою.
06.89г.
Телеспрут.
Я по телеку глядел фильм про терроризм.
Как красиво там гниет их капитализм.
Мы не прочь бы так погнить, как они гниют.
Нас не сможет запугать страшный телеспрут.
Там Корадо - комиссар - очень боевой,
Но у нас не выжил б он серии одной.
Потому, такие здесь долго не живут.
Ведь в Италии у них спрутик, а не спрут.
Теразини в ССР если б прикатил,
Обязательно б у нас в партию вступил.
Стал бы член политбюро и, наверняка,
С Лигачевым за одно действовал в ЦК.
И Вас в этом убедить я всегда готов.
Вот скажите, где сейчас Гдлян и Иванов?
Нет уж лучше помолчу, данные тая.
А не то Вам не узнать, где же буду я.
Я молчу, я жить хочу и смотреть кино.
Я твержу, что нет у нас мафии давно.
А какой ужасный там, страшный терроризм.
Наша ж мафия в стране строит коммунизм.
89г.
Про Васю.
На утро Вася просыпалс
Всегда с тяжелой головой.
Ничем не интересовался.
В душе тоска, в мозгах застой.
Скрипит под ним пружиной койка,
А он не знает ничего.
В стране бушует перестройка,
Но не касается его.
Орало радио соседа.
Воскликнул Вася:"Боже мой!"
Услышав то, что в это лето
В стране закончился застой.
И перестройка наступала,
Век обещая золотой.
У Васи ж денег не хватало,
Чтобы продолжить свой запой.
И вдохновленный от призыва,
Покинул он свою кровать.
Он осознал, необходимо
Бюрократизм уничтожать.
И смыв похмелье в унитазе,
Как пролетарий, лез вперед.
Он в морду б дал любой заразе
За Горбачевский хозрасчет.
И растревоженный до злости
Василий вышел на балкон.
Позвал соседа к себе в гости.
Сосед принес одеколон.
Как тост поднял за перестройку,
Взгляд у Василия потух.
Упал Василий вновь на койку,
Пропал его гражданский дух.
89г.
Валялся труп социализма.
Валялся труп социализма.
И матом крыв на всю Рассею,
Орал поборник коммунизма:
"Я - пролетарий, я сумею!"
И пьяным рылом хлюпнув в лужу,
В грязи под нос себе бормочет:
"В Сибирь буржуя запечужу
За то, что жить, как я, не хочет."
Пивной ларек стоял, как голый,
Заслухав речь пролетарьята.
Но рядом с песнею веселой
Шли к коммунизму октябрята.
Там коммунизм до дыр затертый
Трепался бледным покрывалом,
Где вождь народов с красной мордой
С трибуны высился над залом.
Пусть коммунизм, что нам лишь снится,
Вожди воздвигнут в нашем стаде.
Страна - большая психбольница,
Где доктора с шизой во взгляде.
А я в смирительной рубахе
Грызу вонючий кляп зубами.
Я - стихоплет, рожденный в страхе,
Трясу в бессилье кулаками.
26.04.90г.
Политический.
Я политически мужик подкованный
И не какой-нибудь закомплексованный.
Я обо всем свое имею мнение,
Я знаю Маркса и его учение.
Жена моя, как класс эксплуататоров,
Она опасней сотни аллигаторов.
Не соблюдает, стерва, конституцию,
Но я устрою скоро революцию.
Ох, я устрою штурм, всю ночь промается,
Но, жаль, орудие не подымается.
Да, сколько гнет терпеть мне деспотический,
Командный, сталинский, бюрократический?
Так как жена моя совсем не чтит закон,
Я заложу в ЦК, я напишу в ООН.
И даже Ельцин пусть письмо мое прочтет.
Он, как-никак, мужик, и он меня поймет.
Ведь я всегда готов бить бюрократию.
За плюрализму я, за демократию!
И я хочу иметь не дырку в бублике,
А вы подайте мне права республики.
И голосую я за отделение,
А так же за самоопределение.
Кто супротив попрет, еще покается.
Ох, жаль, орудие не подымается.
А как страдал я нет печальней повести.
Я ж все орал: "Где тут свобода совести!"
В эпоху гласности долой молчание.
Даешь диктатора переизбрание!
Который год живу с такой плутовкою.
Грозил ей митингом и забастовкою.
Жена давай лупить меня половником.
Пришел сосед, что был ее любовником.
Видать не зря, подлец, в ОМОНе он служил.
Мне страшно вспомнить, как тогда меня он бил.
Раз пострадал за строй демократический
Я - не алкаш теперь, я - политический.
Когда просплюсь, устрою революцию
И поменяю, к черту, конституцию.
Ведь злобой классовой все заряжается.
Да, жаль орудие не подымается.
11.08.90г.
Похороны.
Вы слышите грохот, рыданья и вздохи:
Удар в крышку гроба по прошлой эпохе.
Я взял толстый гвоздь и загнал в древесину,
Чтоб вновь в этот мир не пустить мертвечину.
А мертвый карябался, рвался к свободе.
А мертвый был жив и силен еще вроде.
Он выпить хотел и нажраться от пуза.
Во всю свою глодку орал гимн Союза.
Вчера по нему я величие мерил.
Сегодня убил я того, кому верил.
Видать, предначертано было судьбою
Ему быть убитым своим же слугою.
Он был так циничен в слепой круговерти.
Он был безобразен в объятиях смерти,
Наемный убийца, стоящий у власти,
Внебрачный потомок идейных династий.
Идея в гробу. Отнесем ту Идею
К Кремлевской стене, прямиком к Мавзолею.
Схороним Идею безумного века.
А призрак ее в кабинете генсека.
Тот призрак невидим, он прячется в норах
И воет со злобы в больших корридорах.
Кремлевские звезды в глазницах пустых.
Он думает, что он живее живых.
Мертвец же в гробу, как безумный хохочет.
Гляди, хоть и мертвый - в могилу не хочет.
Всю тяжесть эпохи я вниз опускаю,
Плитою цементной тот гроб прижимаю.
Не мрамор, не золото я не жалею,
Чтоб насмерть в земле придавило Идею.
Пусть каждый получит, чего он достоин.
Ну все - схоронили! Теперь я спокоен.
26.11.93 г.
|